Есть мыслители, защищающие свои идеи и постоянно уступающие в малом, чтобы сохранить главное. Есть мыслители более редкие, которые отстаивают и все подробности своих построений, умея подобрать самые точные и изумительные доводы. Но реже всех вырастают мыслители, стоящие на страже не только мыслей, но и толкований и объяснений. Для них форма не менее важна, чем содержание, — потому что форма передает не одни лишь факты, но и способ отношения к ним, способ созерцания, угадывания и внимательного размышления. Преподобный Максим Исповедник относится к последнему роду философов, а кроме того, является лучшим выразителем настроений своей эпохи. Богатый духовный опыт святого отца отражен на страницах книги, которую сегодня мы предлагаем вашему вниманию. Она вышла в свет в издательстве Рипол классик и называется «Мистагогия». Прежде всего, скажем немного о самом названии книги, а вернее о слове «мистагогия». По словам издателей, буквально оно переводится как «вождение по тайнам», возникло еще в Древней Греции и означало знакомство с какой-либо святыней, рассказ о ней. Роль «мистагога» была близка роли античного «экзегета», толкователя загадочных священных предметов, ритуалов и изображений. Но если слово «экзегет» в христианстве стало обозначать толкователя Библии, то единого понимания слова «мистагог» не сложилось. Таким словом могли называть священника, приобщающего человека к разным церковным Таинствам: например, сейчас мистагогией именуют внесение новокрещенного младенца в алтарь. Свт. Кирилл Иерусалимский объясняет мистагогию как систематическое участие принявших крещение в Таинствах Церкви, регулярное причащение прежде всего — сегодня этому более всего отвечает понятие «воцерковленность». Наконец, «мистагогией» можно было определять само совершение Таинств.Мистагогия прп. Максима Исповедника — это истолкование учения Дионисия Ареопагита о церковных Таинствах. По словам издателей, мы воспринимаем сочинения, написанные от лица ученика апостола Павла, скорее, как философское осмысление сложного устройства мiра: чтобы систематизировать сложность, нужно поделить ее на уровни, — созерцание небесной и церковной иерархий позволяет понять, как действует благодать в мире. Благодать, как блеск, изливающаяся через край щедрость высшей красоты, должна как будто распространяться по слоям мироздания сверху вниз. Но для прп. Максима в трактатах Дионисия Ареопагита важнее другое: история может быть представлена как последовательность откровений, последовательность открытий Моисея и Давыда, апостолов и святых аскетов, — и чтобы разобраться со всеми этими откровениями, лучше их расставить по порядку. Тогда церковные Таинства — это откровения личного спасения, которые благодаря поэтичному богословию Дионисия Ареопагита становятся частью общецерковного и общественного опыта. Преподобный Максим и ввел труды Дионисия Ареопагита в канон обязательного чтения для образованных людей, и добрая половина средневековой символики обязана этому решению одного богослова. Золото как символ света, драгоценные камни как знаки передаваемой благодати, одежды и утварь как указания на скрытый смысл Таинств, на постепенно открываемую многозначность, сближение ответственности властей и мученического исповедничества, отождествление красоты с указанием на действенность благодати — все эти символические принципы средневекового общественного сознания всей Европы, от Византии до Ирландии, созданы одним человеком. Преподобный Максим Исповедник родился около 580 г. в семье константинопольского патриция — как и все выходцы из высшего сословия, он получил домашнее образование. Привычка к внимательным уединенным размышлениям, приобретенная с детства, много раз помогала ему в жизни. Споря с множеством оппонентов, он никогда не выходил из себя, умел быть задумчивым даже в разгар спора, а истолкование сложных фраз из Библии предпочитал любым, даже самым увлекательным построениям. Именно как толкователь Библии, умевший рассмотреть парадокс с разных сторон, не снижая его остроты, прп. Максим Исповедник и вошел в классическое христианское богословие. Происхождение готовило ему блестящую карьеру, и в молодые годы, вероятно, он успел поработать администратором, но, предпочитая книжные занятия, стал в зрелом возрасте монахом, а примерно к пятидесяти годам и игуменом монастыря, находившегося всего в нескольких милях от Константинополя. Опыт прп. Максима Исповедника помогает лучше понять историю монашества, не сводя его ни к отшельничеству в пустынях, ни к убежищу тогдашних маргиналов, яростных и необузданных, и потому нуждавшихся в систематической культуре наставлений. Близость столицы позволяла ему участвовать в ее интеллектуальной жизни, уклоняясь от жизни политической: политика, как и любая другая человеческая деятельность, становилась для него лишь притчей, примером, необходимым на пути к истинной жизни, но не вмещающим ее. При этом игуменство прп. Максим понимал как наставничество, а именно умение разбирать все недоумения, возникающие у внимательных читателей Писания. Его собеседниками в богословских вопросах могли становиться высшие чиновники, например, Иоанн Кувикуларий, постельничий, что-то среднее между руководителем дворцовых технических служб и секретарем по чрезвычайным поручениям. Были у него и другие собеседники, которых отличало одно свойство — умение размышлять сразу о многом, мыслить стратегически и потому находить неожиданные решения для необычных, но тем более насущных вопросов. Важнейший свод сочинений преподобного Максима — его экзегетические (толкующие Библию) труды — в частности, его письма к образованному игумену Фалассию. Святой отец признавал, что его толкования не являются исчерпывающими, что он больше размышляет о своих страстях и трудностях, чем обо всем смысле человеческой истории, и потому объяснения его скорее терапевтические, чем справочные. Преподобный Максим думает о том, как Библия может возвысить ум настолько над привычными предметами, что ложные привычки мышления сразу станут для нас очевидными. Метод толкования — анагогия, возведение ума от библейских эпизодов к высшим принципам бытия. Этот метод требует, чтобы был прояснен, прежде всего, образ нашей жизни, образ покаяния и очищения ума, вдруг узнающего слова Библии как обращенные лично к нему. Писал прп. Максим Исповедник в особом стиле и жанре «схолий», ученых заметок, что позволяло ему заниматься наукой в самых сложных обстоятельствах, делая далекие выводы из привычных библейских цитат и эпизодов: можно лишить человека библиотеки, покоя, даже времени, но нельзя лишить мучительных размышлений, невероятных догадок и необходимых научных выводов. Но писал он и сочинения другого рода, «главы», сжатые рассуждения о множестве важных вопросов. Для нас этот жанр непривычен: мы всегда различаем конспект как черновик, не предназначенный для публикации, и развернутое рассуждение, доходчивое, в котором лучше повторить мысль, чем недоговорить ее. Но «главы» и «сотницы» преподобного Максима — это скорее завещания, которые он писал всю жизнь; только перечисляет он не материальные, но священные предметы и прозрения. Как любовь бывает не только между любящими, но и внутри нашего знания о любви, как любовь не только защищает себя, но и созидает себя, как любовь трудится над собой, обретая счастье в пройденном опыте и еще не обретенном опыте, как любовь и есть Откровение, отличающее настоящую любовь от ее ошибок, как любовь оказывается радикальнее всех привычек любви, по велению Духа и ради смысла, — вот лишь некоторые темы «Сотниц о любви», которые тоже вошли в эту книгу. Как отмечают издатели, преподобный Максим Исповедник научил богословов очень многому. Прежде всего, он первым соединил анализ понятий и проповедь: он показал, что любое слово Библии может быть пережито как начало множества проповедей, а проповедь может быть посвящена самым таинственным предметам. Затем святой отец доказал, что мистический опыт — это не личное восхождение к духовному смыслу, а часть истории, более важная, чем военная и гражданская история: если новая военная техника или новые законы меняют ход истории, тем более возможность вместе полюбить Бога, вместе сделать из Таинств социальные выводы, возможность найти ложь не только в речи, но и в образе жизни — начало новых эпох в истории. Наконец, прп. Максим Исповедник научил богословов не пренебрегать сомнениями, терзаниями, недоумениями, а видеть в них повод еще раз продумать все свои знания, весь свой опыт и все свои чаяния, сдавшись перед разумностью Божественной любви. Преподобный Максим Исповедник, изменивший пути церковной и гражданской истории, умер 13 августа 662 г. в Колхиде, в далекой северной ссылке. Но его богословие продолжало греметь в столицах и вдохновлять мысль в самых отдаленных краях, создавая общую норму богословской работы, доступную любому ищущему уму. Шестой Вселенский собор признал все богословие преподобного Максима истинным. Переживание созерцания света как обоживающего действия, учение о постоянном действии Бога в мире, понимание любви как неустанной работы, призыв к безмолвию как переживанию созидательной силы слов Библии, призыв к милосердию как не просто доброму отношению, но к переживанию Церкви как большого сердца — все это наследие прп. Максима Исповедника. И, хотя его труды требуют внимательного изучения, польза выводов из них видна уже с первых страниц открываемой вами книги. Содержание:
Послание к Иоанну Кубикуларию о любви
▪ Четыре сотни глав о любви
▪ Предисловие к Элпидию
▪ Первая сотница о любви
▪ Вторая сотница о любви
▪ Третья сотница о любви
▪ Четвертая сотница о любви
Толкование на молитву Господню
▪ Пролог
▪ Толкование на молитву Господню
Мистагогия
▪ Введение
▪ I. Каким образом и как Святая Церковь есть образ и изображение Бога
▪ II. О том, как и каким образом Святая Церковь есть образ мира, состоящего из сущностей видимых и невидимых
▪ III. О том, что Святая Церковь есть также образ только чувственного мира
▪ IV. О том, как и каким образом Святая Церковь Божия символически изображает человека и сама изображается им как человек
▪ V. О том, как и каким образом Святая Церковь Божия есть образ и изображение души самой по себе
▪ VI. Как и каким образом Священное Писание называется человеком
▪ VII. Как и каким образом мир называется человеком, а человек — миром
▪ VIII. Что символизирует первый вход [архиерея] в священное Собрание и последующие за тем действия
▪ IX. Что показывает вход народа в Святую Церковь Божию
▪ X. Что символизируют божественные чтения
▪ XI. Что символизируют божественные песнопения
▪ XII. Что означают возглашения «мир всем»
▪ XIII. Символом чего, в собственном и частном смысле слова, является чтение Святого Евангелия и последующие за ним тайнодействия
▪ XIV. Символом чего, в общем смысле слова, является божественное чтение Святого Евангелия
▪ XV. Символом чего является закрытие врат Святой Церкви после [чтения] Святого Евангелия
▪ XVI. Что означает вход Святых Даров
▪ XVII. Символом чего является божественное лобзание
▪ XVIII. Что означает божественный Символ веры
▪ XIX. Что означает славословие Трисвятого
▪ XX. Символом чего является святая молитва: «Отче наш, иже еси на небесех»
▪ XXI. Что означает окончание таинственного священнодействия, завершающегося песнопениями «Един Свят, Един Господь» и прочее
▪ XXII. Как и каким образом в каждом из описанных [действий] созерцается отдельно обожительное и совершенное состояние души, постигаемой самой в себе
▪ XXIII. О том, что первый вход святого Собрания есть символ душевных добродетелей
▪ XXIV. Какие таинства осуществляет и совершает посредством священнодействий, установленных для святого Собрания, в верующих и с верой собирающихся [в храме] всегда пребывающая [в Церкви] благодать Святого Духа
▪ Заключение
Десять глав о добродетели и пороке
